не поняла один момент
вот мне было бы очень любопытно узнать о пассиях и.а., тем более что он в разговорах с волковым все время сам выходит на эту тему. но волков не поддерживает ее! ни разу. возможно, в живых беседах они и болтали об этом, а потом волков вымарал это все. мне это интересно, потому что бродский ухаживал за одной маминой приятельницей...и она много (по-моему) врет на эту тему. и я думала - вот сейчас как узнаю правду.
и в тоже время волков все время задает иб вопросы о его гомосексуальных друзьях и их личной жизни (оден, шмаков, барышников). мне вот лично эта тема нисколько не интересна. бродскому явно тоже, он тут же уводит разговор либо к изящной словесности, либо к питеру.
i quote
СВ: Иосиф, вы меня знаете, я не стал бы затевать этого разговора
из чисто скабрезного интереса. Но мы сейчас говорим о фигуре примечательной,
имеющей, как мне кажется, определенный символический интерес и значение -
как в контексте Ленинграда шестидесятых годов, так и в контексте Нью-Йорка
семидесятых-восьмидесятых годов. И его сексуальные предпочтения имели
огромное значение для его жизни...
ИБ: А также для его смерти. Ну вы знаете, я скажу так. Шмаков
вовсе не был, что называется, your average flaming homosexual. Ничего
подобного. Он был, если уж говорить об этом, бисексуален. Это для начала.
Разумеется, здесь, в Нью-Йорке, ему уже не нужно было всячески скрывать ту
сторону его натуры, которая была заинтересована и увлечена мужчинами. Но и
это мое заявление тоже до известной степени является преувеличением. Потому
что все-таки дело не столько в ограничениях, накладываемых социальной
структурой, сколько в самоограничении человека определенной культуры. А мы с
ним, наше поколение, все были продуктами в общем-то пуританской культуры.
Соответственно, Шмаков был не тем человеком, который на каждом углу кричал о
своих предпочтениях и привязанностях. Не забывайте, что он обожал Пруста,
много переводил его. То есть он был пленником культуры в первую очередь - и
в последнюю тоже - а не пленником своих эротических предпочтений, и эта
культура, эта литература воспитывала его совершенно определенным образом. В
конце концов, тот же самый Пруст, когда он писал свой роман, ведь он не зря
Альберта превращал в Альбертину. Так и Шмакову в вопросах пола была присуща
скорее таинственность, то есть он был склонен скорее покрывать свои любовные
похождения некоторым налетом таинственности, нежели на каждом углу заявлять
о своей сексуальной свободе. Он так и не стал одним из этих типичных местных
геев, для которых существо их жизни состоит именно в утверждении своей
сексуальной identity. (Уж не знаю, как это перевести на русский язык, хотя,
наверное, перевод есть.) Другой identity у этих людей нет. А у Шмакова -
была.
не понимаю я волкова в этом его интересе, а вы?
